Двигаясь на отблески угасающего костра, я увидела ее. Она проворно работала большой иглой, накладывая безупречные швы: тайное ремесло, пришедшее из глубокой древности. Он лежал, крепко привязанный к деревянному столу, и тело его содрогалось.
Меня будто подтолкнули ближе. Она повернулась, и я удивилась, сколь равнодушным было ее лицо. Игла осталась в его плоти. Чистым голосом она произнесла: "Ты, полагаю, его возлюбленная? Ты тоже была неверна, теперь пора подлатать и тебя".
Тень горьколиста
Меня будто подтолкнули ближе. Она повернулась, и я удивилась, сколь равнодушным было ее лицо. Игла осталась в его плоти. Чистым голосом она произнесла: "Ты, полагаю, его возлюбленная? Ты тоже была неверна, теперь пора подлатать и тебя".
Тень горьколиста
«Смотри и слушай,» – говорила она, разрезая кожу и мясо.
Древнюю песнь пела она, вынимая сердце и заполняя пустоту неведомым мне.
В молчании она зашила разрез. Игла была сделана из кости и так остра, что могла бы проткнуть шкуру кита, а человеческая плоть была для нее не прочнее бумаги.
«Смотри и слушай,» – повторила она, закончив.
*
Костер погас; сквозь мрак я видела силуэты живых и неживых существ, хотя тьма в эту ночь была беспросветна.
В тишине я услышала голоса, полные всеми чувствами и эмоциями, что доступны пониманию людей. Они звучали не громче стука сердца, но складывались в прекрасную песнь.
Голоса манили меня, и я следовала за ними через лес к берегу моря. Тропы не было, деревья и кусты загораживали мне дорогу, однако зов китовой песни придавал мне сил.
*
Я шла по берегу вдоль кромки воды, и мелкие волны то и дело окатывали мои ступни. Рассветное солнце окрашивало гладь залива в цвета золота и шиповника.
Подчиняясь китовой песни — теперь она звучала необычайно отчетливо – я повернулась лицом к горизонту и вошла в море.
Соленая вода разъедала швы; но чем глубже я заходила, тем меньше чувствовала холод и боль. Когда волны стали захлестывать меня с головой, песня стала звучать совсем ясно. Мой путь был близок к завершению.